— Вы не представляете, какие они готовы заплатить деньги!
Я вздохнула и процедила сквозь зубы:
— Если вы не уйдете сию же минуту, я позову управляющего.
Голова исчезла. Я закрыла дверь на замок. Под дверь вползла визитка официанта. Вот приставала.
А Петер стоял у журнального столика. Стоял! Он опирался ручками о столешницу и неуверенно озирался, будто раздумывая, куда двинуться. Я протянула к нему руки:
— Ну, шагай… Иди ко мне.
Он шагнул раз, другой, потом потерял равновесие и я подхватила его на руки и закружила по комнате:
— Молодец, Петер! Умничка!
А он весело засмеялся.
Вдруг я заметила в окно, как над балконом мелькнула большая тень, а потом раздался шум, будто кто‑то плюхнулся прямо на перила. О, может, это Гермес прилетел!
Дверь на балкон была открыта, я выбежала туда, по всему балкону стояли квадратные кадки с деревьями, и у ближайшей из них я заметила какое‑то движение.
— Мистер Олимпус! — тихо позвала я.
До дерева было футов шесть, он должен был меня услышать. Но он молчал.
— Олипус, — сказал Петер.
На противоположном углу тоже зашуршало, затрещали ветки. Я всмотрелась и увидела еще одну черную тень, скрывавшуюся за кадкой. Не нравится мне что‑то все это.
Я отступила назад, продолжая всматриваться в ближайшее дерево. И тут, с протяжным глухим криком, огромная черная птица упала на нас прямо с неба, то есть, она упала бы прямо на мою голову, не шагни я за мгновенье до этого назад. Острые узловатые когти сжались, схватив пустоту, прямо передо мной, перед глазами промелькнуло длинное женское лицо с крюком — клювом вместо носа, и птица (да какая, ко всем святым, птица — чудище с крыльями!) снова взмыла в ночь.
Я, вся дрожа, кинулась обратно в комнату и закрыла стеклянную дверь, в нее тот час же ударилась всем телом птица — монстр, вынырнувшая из‑за кадушки, что была близко. Боже, боже мой!
Петер заревел. Непослушными руками я задвинула шпингалеты наверху и внизу. А если они разобьют стекло?!
— Тш — тш, — сказала я ему и сама не узнала свой голос — таким перепуганным он никогда не был!
Три черных грифа с женскими лицами уселись прямо перед дверью и щелкали клювами.
Не сводя с них глаз и одновременно пытаясь успокоить Петера, я пятилась к выходу из номера. Споткнулась о что‑то, но удержалась на ногах. А, это же сумка. Подняла ее и продолжила отступать. Какие эти пентхаусы огромные! Где же дверь?! Вот. Стукнулась о нее спиной, нащупала защелку замка. Грифы вытягивали шеи, недовольно постукивали о стекло, словно пробуя, трудно ли будет разбить его. А одна птица переместилась влево, чтобы удобнее было глядеть на меня — стены, смотрящие на балкон, были сплошь стеклянными.
А я открыла дверь и выскочила в коридор. Захлопнула дверь и помчалась к лифту. Но когда подъехала кабина, я подумала: и куда мне? Выйду на улицу, а там эти летающие монстры! Я так и стояла столбом у лифта, когда вдруг запел мой мобильник.
На экране высвечивается «Сосед — зануда», я жму кнопку и не успеваю завопить: «Томас! Помоги!», как он сам вопит:
— Где тебя носит, черт побери!
Я ошалеваю от его грубого тона, и поэтому рявкаю:
— Не ори на меня!
Он на секунду замолкает, и я говорю жалобно:
— Спаси нас, Томас. На нас напали какие‑то ужасные птицы…
— Напали? — его голос крайне напряжен. — Петер уцелел?
— Что значит уцелел? Он у меня на руках, — говорю я. — Но они сели на балкон и…
— Их несколько?? — он будто поперхнулся.
— Я видела трех…
— Ты в помещении?
— Да.
— Не подходи к окнам. Говори адрес.
— Гостиница Ритц, ну которая возле Бруклинского моста…
— Понял. Лучше выйди в коридор.
— Я уже.
— Молодец. В холл не спускайся, он стеклянный со всех сторон…
— Ты думаешь, они могут… атаковать гостиницу??
Тут рядом раздался громовой вопрос:
— Кто собирается атаковать гостиницу?
На меня полным паники взглядом смотрел мужчина в розовом галстуке.
— Никто… Папарацци, вот кто!
— А кто приехал? — тут же успокоился мужчина.
— Пэрис Хилтон.
— Но зачем ей тут останавливаться, когда у нее есть собственная гостиница?
— Да?
— Да.
— Ну откуда мне знать? — говорю я ему.
— Простите, — вежливо говорит он и спрашивает: — Вы не видели зажим от галстука, с большим розовым бриллиантом? Где‑нибудь тут, на полу, — и озирается на ковровую дорожку.
— Нет, — говорю. — На полу не видела.
И почему я всегда правду говорю? Он тут же настораживается:
— А где видели?
— На вас! — отвечаю.
Не думаю, что это его единственный зажим для галстука, а потому и не испытываю никаких угрызений.
— На себе я его тоже видел, — сник он. — Только час назад.
Вздохнул и побрел по коридору зигзагами, высматривая потерю.
А Томас в это время сказал в трубку:
— Я уже выехал. Буду через пять минут. Ты же на верхнем этаже?
— Да.
— Спускайся на первый…
— Но ты же сказал, что холл стеклянный…
— Не выходи из лифта, если меня еще не будет, а езжай снова наверх. А потом обратно. Поняла?
Ну чего тут непонятного. Сказал бы: «Покатайся в лифте, пока меня нет».
Мы спустились в лифте вместе с любителем лососевого цвета, который решил разузнать, где остановилась Пэрис. Когда лифт съехал на первый этаж, и я не увидела в холле Томаса, я сказала, едва мужчина вышел:
— Ой, я забыла в номере помаду, — и снова нажала кнопку, не успев ответить на его вопрос: «Сообщить вам потом, где она остановилась?»