— Вы его нашли? Вы где? — шепотом спросил Томас.
— Да. Гермес, — прошипел Гермес и отключился.
— Похоже, Олимпус боится себя обнаружить, — сказал Томас и поставил телефон на сиденье.
— Это модный бутик, — сказала я.
— Но их тут тысячи, — отозвался Томас, пробубнил про себя: — И зачем он назвал свое имя? Придется снова ему звонить, — он нехотя поднял телефон и накрутил диск.
Но экран оставался темным. Гермес не отвечал.
— С ним что‑то случилось, — ужаснулась я.
— Почему? — удивился Томас. — Просто не берет трубку.
— А как он ее берет? — спросила я. — Я думала, он просто отражается и…
Вивиан усмехнулась:
— У него серьга в ухе. Стоит на нее нажать и ты на связи.
— Понятно, — сказала я.
Все же надо было почитать тот скучный учебник. Чтобы не чувствовать себя такой дурой. Хотя вряд ли там говорилось про уши мистера Олимпуса.
Спрашивать о том, как Гермес узнает, что ему звонят — ну, может серьга светится или позвякивает, я уже не стала. Понятно, почему.
— Серьга начинает больно колоться, когда кто‑то звонит, — наклонившись ко мне, прошептал Томас.
— Как чудесно придумано, — сказал Швайгер, который это подслушал. — Позвоню‑ка я ему. Что надо набирать?
— Попросите Вивиан, — сказал Томас. — Она вам наберет.
— Я вспомнила юбку! — завопила я.
— Ты о чем? — недоуменно спросил Томас.
— О юбке в витрине! Я видела эту оранжевую юбку в журнале! Это Гермес!
— Мы все узнали этого придурка, — сказал Швайгер.
— Она о фирме! — воскликнула Вивиан и, нахмурившись, сказала Швайгеру: — И он не придурок.
— Ты сама его по — другому и не называешь! — сказал Швайгер.
— Погодите, — поднял руки Томас. — О фирме? Так он не себя назвал, а бутик!
— Бутиков „Гермес“ в городе два или три. Один как раз в той стороне, — сказала Вивиан, махнув рукой туда, откуда мы с Томасом прибежали, — на авеню Георга Пятого.
Забавно. Гермес в бутике Гермес.
И мы снова помчались на нашем лимузине. Через мост, и по улице. На этот раз мы ехали потише, но на обычную езду это тоже было мало похоже — мы непонятно как (то есть понятно — полувертикально) пролетали между машинами, обгоняя их в мгновенье ока. Зонтики летних кафе покачивались, провожая нас.
Швайгер в этот раз благоразумно пристегнулся. Я села впереди, рядом с Томасом — но зря: отсюда кульбиты, которые выписывали стены домов и мостовая, выглядели куда страшнее. Думаю, полиция нас не останавливала только потому, что не могла ни угнаться, ни успеть увидеть номер. Но оказалось…
— Хорошо иметь президентский номер на машине? — улыбнулся мне Томас.
Я хотела крикнуть: „Лучше смотри на дорогу! Мы же по дому едем! А там окна!“ Но только кивнула. Интересно, если ты висишь в воздухе чуть не вверх ногами, чтобы кивнуть утвердительно, в какую сторону надо махать головой? Но, похоже, Томас понял правильно, потому что удивленного вопроса: „Почему же нет?“ не задал.
Мы припарковались недалеко от бутика, но не слишком близко. Томас сказал:
— Чтобы не спугнуть.
Но пугать, похоже, было уже некого. Зато следы пребывания неких немирных существ были налицо: перед бутиком валялись на тротуаре раскуроченные кадки с деревьями. Около них стоял полицейский и записывал в блокнотик то, что говорила ему девушка в наимоднейших шмотках.
Томас скомандовал:
— Сидите, — вышел из автомобиля и направился к бутику.
Вивиан взяла тот старомодный аппарат и стала накручивать диск. Но Гермес не отвечал.
Маршрут Томаса между тем был весьма странным. Сначала он приблизился, как бы гуляя мимо, к разговаривавшим. Покачал головой при виде лежащих на боку каменных кадках, сказал что‑то полицейскому. Тот не обратил на него внимания. А девушка что‑то ответила. Томас спросил ее о чем‑то и девушка снова что‑то сказала, на этот раз жестикулируя, будто описывая что‑то. Полицейский тоже заинтересовался, записал в блокнот и спросил ее. Она снова отвечала, повернулась, показала рукой куда‑то в нашу сторону. Я посмотрела вправо: там на стене был натянут огромный плакат с модной сумкой из кожи страуса. Ужас эта кожа страуса, я вам скажу, ну как живая кожа, и понятно, что из нее перья повыдергали. Бр — р, словом. Никогда бы себе эту шкуру не купила! Видимо, кто‑то чувствовал то же самое, и выразил это тем, что оторвал чуть не половину этого плаката.
Полицейский спрашивал дальше, а Томас уже отошел от них. Сунулся в бутик, но даже не зашел, потому что вдруг что‑то заметил на тротуаре — на стоянке велосипедов — подошел туда, подобрал что‑то с земли, посмотрел на стоянку и стал звонить по сотовому. Интересно, кому?
В это время полицейский вместе с девушкой направились к велосипедам. Едва они стали приближаться к тому месту, где стоял Томас, как он кинулся к ним наперерез. Вцепился в один из велосипедов и давай его дергать и тащить, как будто не знает, как отцепить. Полицейский приостановился, а Томас воззвал к нему, похоже, о помощи. Полицейский, махая рукой с авторучкой, что‑то ему объяснял, Томас покивал и снова стал беспомощно дергать велосипед. Полицейский закричал что‑то. Девушка смеялась. Тут Томас полез в карман за телефоном. Взял его, ответил. И, оставив велосипед в покое, сказал что‑то полицейскому и девушке, будто бы виновато. Девушка рассмеялась еще больше, полицейский покрутил пальцем у виска, едва Томас отвернулся.
А Томас поспешил обратно к нам.
Когда он открыл дверцу, чтобы сесть за руль, я прошептала, умирая от любопытства: