— Итак, — сказал Томас, когда мы сели в Форд, — что за отчеты? Ты нашла какую‑то комнату, похожую на детскую…
— Похожую? Это и есть детская, уж поверь мне — я няня как никак. И для совсем маленького ребенка!
— Ну и что? — сказал Томас, выруливая к побережью. — Может, к ней приезжают в гости подруги с детьми.
— Ну да, как же! — я насупилась. — Там еще была куча мужских вещей.
— Меня бы удивило, если б у такой красивой женщины не было бойфренда, — сказал Томас.
— Или это вещи ее бывшего мужа…
— Зачем хранить вещи бывшего мужа? — пожал плечами Томас.
Это да. Верно.
— А служанка не удивилась, когда я спросила, не вещи ли это мистера Олимпуса! — выложила я свой козырь. — Она наверняка его знает!
— Или она тебя не поняла, потому что плохо понимает по — английски, — сказал Томас. — Ну, мы проверили твою версию. Теперь ты довольна?
„С чего мне быть довольной? — хотелось крикнуть мне. — Я нашла кучу улик, а тебе наплевать!“
Вместо этого я вспомнила кое‑что еще.
— Я заглянула в ее ноутбук, — сказала я небрежно. — И знаю адрес ее почтового ящика: золушка тридцать шесть на яху.
— Зачем он нам?
Нет, он нарочно?!
— Потому что там про Петера сто процентов что‑нибудь есть!.. Только… Я там немножко пошарилась… То есть открыла одно письмо…
— И не закрыла его.
— Не успела, — сказала я, зная, что тут‑то я прокололась.
Томас нахмурил брови — полоски:
— Если она это увидит, тут же уничтожит ящик.
Он резко нажал на газ. Мы промчались на красный, чуть на врезались в киоск на углу, и обогнули пешеходную дорожку, по который семенила старушка с питбулем на поводке, по тротуару, на котором как раз никого не было.
— Надеюсь, то письмо было о том, что у нее есть сын Петер и она его украла, — процедил Томас.
— Я не знаю, — виновато выкрикнула я, вцепляясь в ремешок ручки над окном. — Я не успела его прочитать, там мексиканка носится по всему дому! Но знаешь, какая тема была у того письма? „Сволочь“, вот!
— О! — скептически произнес Томас, лихо выворачивая руль.
— Куда мы? — проговорила я, подскакивая на каком‑то ухабе.
— В Штаб. Ты ведь пароль от ящика не знаешь? Там его вмиг раскроют.
— Да? — меня ударило о дверцу на очередном повороте, отчего голос сорвался на писк. Снова обрела равновесие и смогла договорить: — Боб?
— Нет. Он же сидит в нью — йоркском филиале, — Томас бросил взгляд на часы на панели. — Джина. Распрекрасная Джина Рыжая.
— Прозвище что ли такое?
Мы затормозили прямо у стеклянных дверей в банк, спугнув до смерти (фигурально, я имею в виду) прохожих.
— Фамилия! — крикнул Томас, выскакивая и моментально скрываясь в здании.
Я рванула застрявший ремень безопасности и побежала за ним.
Когда я вбежала в холл, Томас уже исчезал за дверью в глубине. Я метнулась к двери, но на моем пути возник служащий (не тот, что был с утра) с улыбкой вежливой и в то же время грозной. (Нет, вы видели такое сочетание? Да они тут просто артисты!) Брелок, да. Черт, где же он?? Кнопка Хэлп на месте, а милой ромашки как не бывало!
Служащий произнес:
— Могу я вам помочь, мисс? Ищете туалет или выход?
— Брелок, — говорю я ему. — Такую ромашку с божьей коровкой.
— Да что вы! — говорит. — Ценная вещь?
Вот притворщик! Лихорадочно ощупываю цепочку, запускаю руку за шиворот, не обращая внимания на косые взгляды пожилой дамы, заполняющей бумаги за столом недалеко от нас, говорю:
— Я с Томасом Дабкиным. Он только что вошел.
— Не понимаю, о чем вы, мисс.
Да куда же он запропастился! Собираюсь расстегивать блузку, и вдруг служащий хватает меня за воротник, и едва я успеваю отвесить ему плюху (слабую, надо сказать), он произносит:
— Зацепился за локон… — потирает свою пострадавшую щеку и по цепочке выводит в мое поле зрения из‑за моей же шеи брелок. Неудивительно. Меня так бросало сегодня туда — сюда в машине, и это не считая аварии, что он мог бы оказаться вообще в ухе.
— Спасибо, — говорю. — И извините.
— Ничего, — произносит он буднично, будто ему каждый день раздают оплеухи.
Хотела было спросить у него, где мне искать Джину Рыжую, но побоялась выглядеть еще большей недотепой. И потери брелка достаточно.
В коридоре опять пусто. Они, что же, даже за кофе или булочками не бегают? Вот когда Кэтрин работала в офисе (секретаршей), она жаловалась, что они с коллегой так часто перекусывают в кафе, что она прибавила два килограмма. (И это всего за месяц работы! Потом ее и эту коллегу уволили, уж не знаю, за что.)
Поеду на двадцать третий, а там спрошу про Джину. А Томас хорош! Бросил меня одну и иди куда знаешь!
На двадцать третьем по — прежнему кипела работа. Я оглянулась в поисках Томаса, но его здесь не было. Две дамочки болтали друг с другом на булькающем языке, на котором разговаривают соотечественники Грыыхоруу. О, значит, не дамочки, а совсем наоборот.
Тот кривозубый дядька снова сражался: на этот раз не с принтером, а с монитором — дядька стукал прям в жидкокристаллический экран подставкой для карандашей и кричал:
— Работай, балбес! Нашел время!
Экран не разбивался и оставался невозмутимо черным.
И Роджера, который встретил нас утром, не видно.
Я обратилась к пареньку, задумчиво печатающем на компьютере за ближайшим столом:
— Извините, вы не знаете, где Роджер?
Он поднял глаза — они оказались у него фосфоресцирующего зеленого цвета, — и ответил: